Разделы сайта

Свежие новости

Полезные статьи

Как Патрик Хэд спас Williams в первый раз. От первого лица о критическом моменте в истории команды

Как Патрик Хэд спас Williams в первый раз. От первого лица о критическом моменте в истории команды

Впервые этот материал был опубликован 28 июня 2018 года. В связи с новостью о возможной продаже команды Williams мы публикуем статью повторно.

Это случилось всего за пару недель до старта нового чемпионата. В том сезоне Williams готовилась бороться за оба титула вместе с Найджелом Мэнселлом и Нельсоном Пике. Фрэнк был за рулем прокатного Ford Sierra, в пассажирском кресле – его друг, журналист Питер Уиндзор.

Едва отъехав от трассы по направлению к Ницце, откуда Фрэнк должен был улететь в Лондон, чтобы принять участие в любительском забеге, машина сорвалась с дороги и перевернулась. Уиндзор по счастливой случайности не пострадал. Сам Фрэнк в результате аварии получил повреждения спинного мозга.

«Ты же знаешь, что меня в тот день на трассе не было», – то ли уточняет, то ли предупреждает сэр Патрик, услышав о теме интервью, но все равно соглашается поговорить. Он сам отошел от дел пятнадцать лет назад, но все еще приезжает на некоторые этапы. Приехал он и во Францию – на этап на трассе, которая столь многое определила в жизни его товарища и соратника.

Сэр Патрик, вы помните момент, когда узнали о том, что случилось?

Кажется, мне позвонил [инженер команды] Фрэнк Дерни, который был на трассе, и сказал, что Фрэнк [Уильямс] находится в скорой, на пути в больницу в Марселе. Думаю, до этого он уже успел позвонить [жене Фрэнка] Джинни. Я перезвонил ей. Потом Берни [Экклстоун] организовал для нас перелет на частном самолете на следующее утро в Марсель.

Когда вы поняли, что это серьезно?

Наверное, уже там, на месте. В больнице. Насколько я помню, врачи сразу сказали, что шансов нет. Они не ждали, что он восстановится, и через несколько дней на специальном самолете его перевезли в Лондон, потому что в Марселе нам не говорили ничего, кроме «он умрет, это просто вопрос времени».

Джинни хотела, чтобы за ним наблюдал профессор Сид Уоткинс (главврач Формулы 1. – прим. ред.), и в лондонской больнице он провел в итоге три месяца. Насколько я помню, Фрэнк был в состоянии клинической смерти или очень близок к этому раза три за все это время. В основном из-за того, что он лежал на спине и в его легких скапливалась жидкость.

На самом деле, это Джинни спасла ему жизнь. Потому что врачи постоянно повторяли, что качество его жизни будет ужасным, «просто отпусти его». Но она была решительно настроена этого не делать. Без нее у него не было бы всех этих лет после аварии.

О чем вы говорили с Питером, когда встретились?

Удивительно, но я не помню, чтобы мы вообще говорили с Питером об аварии. Я не помню, работал ли он на нас тогда или просто был на трассе потому, что дружил с Фрэнком. Он затем занимался в команде маркетингом, но я не уверен, что он работал с нами в тот момент. В любом случае, надо осторожно воспринимать мои слова, потому что я на самом деле не знаю, что там произошло.

Опять же, я говорю это, не зная, что именно там случилось, когда Питер выбрался из машины. Насколько я понимаю, ему пришлось выбить заднее стекло, чтобы вылезти, потому что двери не открывались, но Фрэнк все еще оставался в машине. Из того, что я слышал, судя по всему, из нее начало вытекать топливо, и Питер решил, что ему нужно вытащить Фрэнка.

Я уверен, что он был прав. Ему нужно было принять решение там, на месте, но врачи в Марселе затем сказали Питеру, что по их мнению позвоночник был поврежден именно тогда, когда Питер доставал Фрэнка из машины. Так что Питер немного сомневался, все ли он сделал правильно.

При этом мне кажется, что у него просто не было альтернативы. Но врачи достаточно прямо говорили о том, что именно в тот момент, когда он вытаскивал Фрэнка из машины, и был поврежден спинной мозг. Но я не думаю… Если ты видишь, что из перевернутого автомобиля льется топливо, я не думаю, что у тебя есть выбор.

Сам Фрэнк не хотел говорить ни с кем об аварии, так? Вы когда-нибудь обсуждали, что случилось?

Нет. Я порой поддразнивал его… Фрэнк на самом деле всегда был отличным водителем, но ездил очень быстро. Это было другое время. Прошло 30 лет. Дороги были свободны, шины были еще не так хороши, как сейчас, и мы ездили, как сумасшедшие. Мы оба, и я, и Фрэнк, хотели бы быть пилотами Формулы 1. Фрэнк, наверное, был достаточно для этого хорош – не то, что я.

Я думаю, в тот самый момент его чуть занесло, и он просто не сразу на это среагировал – в итоге машину сорвало и они вылетели с дороги. Так что я поддразнивал его – не сразу, а лет, наверное, через десять, когда это была уже не столь больная тема – говоря, что он недостаточно быстро скорректировал машину обратным движением руля. В любом случае… У Фрэнка сейчас есть небольшие проблемы с памятью, но я уверен, что это он помнит, потому что ему сложнее запомнить то, что происходит сейчас. Но он на самом деле никогда не любил говорить о прошлом. Если это уже случилось, ему уже было не интересно вспоминать.

Когда он вернулся к делам в команде?

Я думаю, он приехал в Венгрию. [После долгой паузы]. Тебе нужна красивая история или правда?

Правда.

Правда в том, что… До аварии он был неплохим гоночным инженером, но на деле никогда особенно не разбирался в технике. Если машина вела себя не так, он не знал, нужно ли менять пружины в подвеске или еще что. Если была недостаточная поворачиваемость, он бы добавил угол атаки переднего антикрыла, избыточная – заднего.

Он был невероятно хорош, когда надо было следить за деталями: чтобы на машине стояли нужные шины, чтобы она выехала на трассу в нужный момент. Но с технической точки зрения он не был особенно силен.

Я бы сказал, что после аварии и до конца сезона-1986 он вообще не участвовал в работе команды непосредственно на трассе или на базе. У Фрэнка был сильный соревновательный дух, и он сумел перенести это на всю команду, но его реальное участие сводилось к тому, что он вел бизнес.

Вам пришлось взять на себя больше ответственности в 86-м?

Да, и к концу года я был по-настоящему вымотан. У нас были конкурентоспособные машины. Но по правде говоря, я не сразу понял, что в контракте Нельсона было прописано, что мы должны были обеспечивать ему большую поддержку – и я, наверное, сделал ошибку, позволив пилотам бороться между собой. В итоге мы проиграли.

Мы взяли Кубок конструкторов с большим отрывом, но уступили титул в личном зачете Алену Просту из-за взрыва шины, что было очень обидно. Чего люди не понимают, так это того, что мы на каждую гонку привозили по три полностью боеспособные машины, включая запасную.

Когда Найджел и Нельсон были особенно близки, мы привозили и четвертую с дополнительным персоналом. Плюс я слетал 15, ну или скажем, 12 раз в Японию за год. Так что я занимался операционной работой на трассе, работал над машиной следующего года, над развитием текущей и постоянно ездил на переговоры с Honda. Так что да, я был полностью вымотан в конце года.

До аварии именно Фрэнк в основном занимался пилотами?

Это было очень давно… Но я не думаю, что все было настолько очевидно, что только он имел дело с пилотами, а я нет. Потому что в то время у нас не было такого количества данных, и связь между гонщиками и инженерами была невероятно важна. Ты слушал, что они говорили, и твоя работа состояла в том, чтобы интерпретировать их слова и сделать вывод о том, что именно нужно изменить в машине.

Так что мы очень много общались, тогда как теперь они больше смотрят в свои ноутбуки на все эти изогнутые линии. Пилоты все еще вовлечены в процесс, но уже не так, как тогда.

Фрэнк изменился после аварии?

Я думаю, он стал чуть более закрытым, потому что ему приходилось иметь дело с последствиями травмы, учиться понимать, что ему можно, а что нельзя. Это интимная подробность, но доктор сказал Фрэнку, что у него начнутся проблемы из-за того, что он не двигается. Так что Фрэнк стал очень дисциплинированным в том, что он ел и пил.

Он перестал есть красное мясо. Он ел только то, с чем мог легко справиться его желудок. Вы даже не представляете, насколько подвижность влияет на пищеварение. Он стал есть много овощей, рыбу. Он стал чуть менее доступен…

Он остался примерно тем же человеком, с хорошим чувством юмора, но у него было немало других забот, к которым все мы отношения не имели. Но я никогда не слышал от Фрэнка, чтобы он жаловался. Он был очень прагматичным человеком. «Это то, что я сделал, это то, с чем мне теперь надо считаться, и я собираюсь выжать из этого максимум».

Какой была реакция паддока?

Фрэнка все любили, но при этом… Да, тогда еще в спорте не было такого количества денег, но это в любом случае уже тогда был жесткий мир. Если не считать, что все сопереживали, главный принцип сохранился: «Мы гоняемся друг с другом на трассе». Я думаю, прошло не так много времени после аварии, как Рон Деннис с Айртоном [Сенной] уже начали строить планы относительно того, как бы им увести у нас Honda. При этом сама Honda была в замешательстве.

Я не знаю, в том ли дело, что в этом заключается подход японцев в принципе, или дело было в индивидуальных качествах людей, которые тогда возглавляли проект, но они не слишком хотели иметь дело с руководителем команды в инвалидном кресле.

Источник