Разделы сайта

Свежие новости

Полезные статьи

«Телефон реально перманентно кипел». Дебют Петрова Ф1 (10 лет назад) глазами Косаченко

«Телефон реально перманентно кипел». Дебют Петрова Ф1 (10 лет назад) глазами Косаченко

В течение всей недели мы отмечаем десятилетний юбилей дебюта Виталия Петрова в Ф1, публикуя воспоминания людей, работавших в те годы с российским гонщиком.

Поэтому сегодня очень кстати оказалось появление на сайте Autosport.news обстоятельного интервью с Оксаной Косаченко, десять лет назад работавшей менеджером Виталия.

Присутствие в команде Петрова Оксаны Косаченко стало третьим (наряду с талантом самого гонщика и финансовыми возможностями его семьи и спонсоров) ключевым фактором, обеспечившим первое появление в Формуле 1 российского пилота. Что же происходило в начале сезона, когда сверхзадача – заключение контракта с одной из команд – уже была выполнена?

Что вы ждали от первой гонки? На какой результат рассчитывали?

Трасса [в Бахрейне] была хорошо знакома Виталию. Мы понимали: впереди был первый год, который надо было провести в формате ознакомления. Требовалось время, чтобы понять, как работает команда в Формуле 1, тем более что команда была абсолютно новая, все друг к другу в тот год только притирались. И уж точно никто в первой гонке не ждал высокого результата. А для нас весь первый год было важно доезжать до финиша.

Сход в первом Гран При произошел не по вине пилота, это случилось из-за технических неполадок. Конечно, было невероятное досадно, ведь трасса в Бахрейне очень подходила Виталию, он ее хорошо знал. Из-за частых ветров трасса во многих местах засыпана песком, что делает ее скользкой. Виталий всегда комфортно чувствовал себя на скользких трассах, имея в прошлом неплохой раллийный опыт.

Сход, конечно, расстроил, но эмоции от того, что старт в Гран При вообще состоялся, превалировали. Неудачный исход первого Гран При, зная характер Виталия, скажем так, его раздосадовал. Очень много надежд связывалось с дебютом россиянина в Формуле 1 – для нас это было огромное событие, которое и по сей день не утеряло своей значимости. Мы испытывали удовлетворение после многих лет сложной работы в младших сериях.

Каково было настроение в первый уик-энд?

Это был очень эмоциональный уик-энд по многим причинам. Мы дебютировали в Ф1 одновременно с командой Marussia, и поэтому в паддоке вдруг одномоментно «образовалось» большое число русских. Можно сказать, что мы начинали на высокой эмоциональной ноте. Все было очень волнительно.

Были механики и инженеры, которых мы знали еще по GP2. Но, конечно же, новых лиц было в разы больше – как и новых правил. Нужно было оперативно привыкать, нужно было узнавать много нового и быстро переваривать все.

Как гонщик и команда притирались друг к другу?

Еще раз скажу, что команда была новая, и адаптировались к жизни в Ф1 все вместе: пилот, руководство, владельцы – за исключением, наверное, инженеров и механиков, которые в Renault работали и ранее. Владельцем команды стал крупный инвестфонд Genii Capital, который пришел в Формулу 1, считая, что они лучше понимают этот бизнес. Поэтому, в частности, Жерар Лопес долгое время пытался как-то перестроить правила игры, бесконечно бился за изменение сложившихся десятилетиями устоев. Это все приводило к тому, что процесс «вживления» всей команды в Ф1 носил довольно воинственный характер.

Наш приход в команду Renault можно сопоставить с приходом в команду DPR (GP2) в 2007 году. Это был абсолютно образцовый британский коллектив с четко прописанными ортодоксальными правилами: туда не ходи, здесь сиди, тут пей чай. Я специально утрирую и упрощаю, чтобы показать контраст с Renault, где был персонал, который нам помогал. Причем помощь приходила отовсюду: от инженеров, механиков, менеджеров – и даже от сотрудниц кейтеринга.

В силу того, что мы осваивались в паддоке параллельно с другими новыми членами команды, нам было несколько легче по сравнению с тем, если бы мы пришли в какой-то жесткий коллектив со своими устоями и правилами. Под которые пришлось бы беспрекословно адаптироваться. Кое-где мы вместе делали ошибки и их исправляли.

Я не говорю сейчас о пилотировании, речь идет о жизни команды в новой среде – Ф1. Общий фон был достаточно дружелюбный, немного даже восторженный. Мы переехали из GP2 в Формулу 1 с людьми, которых уже хорошо знали. Директором команды тогда был Эрик Булье, который несколько лет до этого управлял коллективом в GP 2. Словом, была какая-то поддержка.

Нам повезло и с напарником по команде. Роберт Кубица – это такой партнер, который готов был делиться своими мыслями, навыками. Плюс он безумный работяга. Никакой стенки между пилотами не было, любой мог с легкостью ознакомиться с телеметрией и инженерными записями другого пилота. Возможно, в этом есть заслуга команды, которая построила работу именно таким открытым образом.

Как складывались отношения с гоночным инженером Виталия Марком Слейдом?

Марк Слейд – сам по себе очень сложный человек. У них с Айао Комацу [инженер, который стал работать с Виталием позже] были совершенно разные темпераменты. Японский инженер как-то более душевно относился к своему пилоту, что для русского человека очень важно. Со Слейдом все было в указательном порядке: делаешь так, а так не делаешь.

Он, конечно, очень опытный инженер, но сложности были. Причем иногда возникало простое недопонимание, связанное с особенностями английского языка. Британец говорит так, как говорит, не пытаясь адаптировать фразы для иностранца. Европейский английский более понятен российскому пилоту. Слейд, в отличие от Комацу, не пытался найти подход к гонщику.

По ходу первых Гран При Виталий четко слушал указания своего инженера, позже уже появились какие-то знания, навыки, и он пытался предложить что-то свое. Но у Слейда не всегда получалось прислушаться к своему пилоту. С высоты 10 лет, наверное, можно сказать, что комбинация Петров-Слейд была не самая оптимальная – можно было бы подобрать другого инженера.

Насколько чувствовалось внимание со стороны России и российских болельщиков?

Я думаю, что интерес со стороны болельщиков в России можно точнее оценить, если посмотреть статистику телетрансляций. Они не выросли до космических масштабов, в силу того, что Формула 1 – весьма специфичный спорт, у которого в России довольно узкая аудитория, но очень преданная.

Ажиотажа в социальных сетях еще тогда не было, поскольку многих сетей тогда еще не существовало, но количество звонков и СМС было невероятным, телефон реально перманентно кипел. Наверное, правильнее сказать, что интерес к приходу российского пилота в Формулу 1 был не только в нашей стране, но и среди зарубежных болельщиков.

Если в целом говорить про тот первый сезон, я очень хорошо помню Монцу с огромным плакатом «Выборгская ракета» на торце одной из трибун. Этот ник приклеился еще во времена выступления Виталия в GP2 и в F3000. В Бахрейне, на первом Гран При, просто не было большого количества русских болельщиков. Зато я помню, что на первом Гран При к Виталию подошел Виктор Николаевич Кирьянов – президент Российской автомобильной федерации – и сказал что-то типа "не подведи" в ярких, свойственных ему выражениях.

Были какие-то проблемы, связанные с финансовой стороной?

В первом сезоне у нас были спонсоры – корпорация «Ростех» и их бренд «Лада». Перед приходом в Ф1 у нас был четко продуманный и очень сложно проработанный бюджет. Уникальность которого состояла в том, что нам удалось договориться с владельцами команды: дебют Виталия был на 50% финансирован ими. Куда сложнее были второй и третий год. Дебют Виталия был поддержан на самом высоком уровне. Думаю, многие помнят, что этому способствовал и лично президент страны, встреча с которым состоялась накануне подписания контракта.

Источник